Какие-то разнузданные люди в маньчжурских папахах, с георгиевскими лентами в петлицах курток,
ходили по ресторанам и с настойчивой развязностью требовали исполнения народного гимна и следили за тем, чтобы все вставали.
Неточные совпадения
Только
ходили мы таким манером
по ресторанам да
по театрам месяца три — смотрим, а у нас уж денег на донышке осталось.
Прошла половина поста. Бешеный день французского demi-careme [Полупоста, преполовение поста (франц.).] угасал среди пьяных песен;
по улицам сновали пьяные студенты, пьяные блузники, пьяные девочки. В погребках,
ресторанах и во всяких таких местах были балы, на которых гризеты вознаграждали себя за трехнедельное demi-смирение. Париж бесился и пьяный вспоминал свою утраченную свободу.
В самых разнообразных формах и видах является он перед нами всюду: и на улице, и в кафешантанах, и в
ресторанах, и даже в бесчисленных канцеляриях, и, по-видимому, улыбка никогда не
сходит с лица его.
Идти играть в карты было уже поздно,
ресторанов в городе не было. Он опять лег и заткнул уши, чтобы не слышать всхлипываний, и вдруг вспомнил, что можно пойти к Самойленку. Чтобы не
проходить мимо Надежды Федоровны, он через окно пробрался в садик, перелез через палисадник и пошел
по улице. Было темно. Только что пришел какой-то пароход, судя
по огням — большой пассажирский… Загремела якорная цепь. От берега
по направлению к пароходу быстро двигался красный огонек: это плыла таможенная лодка.
Оделся я, вышел на улицу. Было утро раннее, часов шесть-семь. На улицах никого не было. Толкнулся я к Михайле — говорят, дома не ночевал, должно быть, в гостинице остался. В
ресторан мне идти рано, да и не могу туда идти — противно.
Ходил я,
ходил по городу. Отворили турецкие кофейни, там посидел, чашку кофе выпил черного. Гляжу на людей и думаю: «Все, все вы счастливые, у каждого свое дело, у каждого чистые руки… а я!»
Я московский Гамлет. Да. Я в Москве
хожу по домам,
по театрам,
ресторанам и редакциям и всюду говорю одно и то же...
Ничтожное меньшинство
ходило в
ресторан тогдашнего Hotel London с выписанными из Пруссии кельнерами, где можно было есть на марки —
по двадцати копеек каждая.
На тогдашней выставке в Елисейских полях Дюма пригласил меня на завтрак в летний
ресторан"Le Doyen", долго
ходил со мною
по залам и мастерски характеризовал мне и главные течения, и отдельные новые таланты. С нами
ходил и его приятель — кажется, из литераторов, близко стоявших к театру. И тут опять Дюма выказал себя на мою тогдашнюю оценку русского слишком откровенным и самодовольным насчет своих прежних любовных связей.
Что везде считается вполне позволительным, как, например, обедать в
ресторанах или
ходить и ездить одной женщине
по городу, — здесь все это почитают за неприличие.